Перекрестил царя и обессилел: неопубликованное письмо свидетельницы смерти Петра Столыпина

Киев, 1 сентября (14 сентября по новому стилю) 1911 года. Опера "Сказка о царе Салтане". Император просил дать именно ее. Антракт. Два выстрела, второй — в живот. Спустя 110 лет родственница присутствовавшей в тот вечер в театре женщины обнаружила и передала нам письмо своей прабабушки, в котором она подробно описывает последнее покушение на большого политика

14 сентября 2021

Читайте ТАСС в 

Личный архив писем Наталии Оржевской (урожденной княжны Шаховской) до 1919 года не сохранился — ее имение находилось недалеко от Житомира, бесконечно переходившего из рук в руки во время гражданской войны. Кто именно похозяйничал в имении — неизвестно, но погибло все, даже годами ревностно оберегаемая шкатулка с самой ценной корреспонденцией и воспоминаниями. А вспоминать было что: годы в фрейлинах сначала у императрицы Марии Александровны, затем — у Марии Федоровны. Балы и светские развлечения. Работа сестрой милосердия в одном из госпиталей во время войны 1876-1877 года, создание на собственные средства амбулатории, госпиталя и больницы, руководство отделением Красного Креста…

На протяжении многих лет ее постоянным корреспондентом был Иван Балашов — известный благотворитель и покровитель искусств. Он не раз просил ее описывать крупные политические и светские события, свидетельницей которых она становилась в силу высокого положения. Попросил он рассказать и о последнем покушении на Петра Столыпина.

Письмо правнучатая племянница Оржевской Елена Старостенкова обнаружила почти случайно. Прочитать его было непросто, два года ушли только на расшифровку — почерк очень неразборчив. Но труд не напрасен — письмо об убийстве Петра Столыпина, переписывавшееся в высшем обществе и передававшееся из рук в руки столетие назад, теперь можно прочитать и нам.

Знала ли автор письма Столыпина лично — неизвестно (хотя ее брат точно был с ним знаком). Но о поступках и решениях этого человека в то время знала вся Россия.

Взлеты

Дорогой Иван Петрович, Совесть жестоко корит меня в неисполнении моего обещания описать Вам, насколько возможно подробно и точно мои личные впечатления о горестном событии 1-го сентября 1911 года в Киеве, но жизнь моя так всегда складывается, что не только мне самой, но и мысли моей приходится подчиняться окружающим меня людям и обстоятельствам. К тому же, по возвращении моем из Петербурга я заболела сильной инфлюэнцией, которую перенесла хотя и на ногах, но с тем очень неприятным самочувствием, когда каждое усилие — мука, а и каждое движение болевое ощущение

из письма Наталии Оржевской

Столыпин — человек, чья карьера складывалась действительно блестяще с самого начала. Естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета. Специальность — агрономия. Выбор для дворянина весьма небанальный. Выпустился сразу кандидатом и получил небывало высокий для выпускника чин коллежского секретаря — X класс в табели о рангах. За следующие три года поднялся до V класса.

После 13 лет работы в литовском Ковно Столыпина назначили губернатором Гродно, где он распоряжался о подавлении восстаний, развивал сельское хозяйство и заботился об образовании крестьян. Первая русская революция застала его в Саратове — одном из центров подполья, бунтовавшего страшно и кроваво. В 1906 году произошел очередной невероятный карьерный скачок.

"Следует отметить уникальность бюрократической карьеры Столыпина. Существовали в Российской империи довольно жесткие правила службы. Человек определенное количество лет находился на определенной должности и в определенном чине. По бюрократической традиции, негласным правилам было принято делать так: перспективный чиновник — губернатор или вице-губернатор, претендующий, скажем, на должность министра в будущем, после губернии какое-то время служил в должности главы какого-нибудь ключевого департамента в Петербурге или на должности товарища (то есть заместителя) министра. Столыпин эту службу в Петербурге минует, сразу назначается министром внутренних дел", — рассказывает кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России с древнейших времен до XX века СПбГУ Денис Янченко.

Сам Столыпин замечал, что его быстрое продвижение по службе вызывало недовольство и кривотолки, поскольку карьерный этап, который ему удалось перескочить, у многих занимал десятилетие.

В том же году он был назначен на пост председателя Совета министров, на котором находился до конца жизни.

Слово и дело

Я размышляла о неудачном выборе пьесы, хотя мне объясняли перед тем, что сам Государь пожелал, чтобы была поставлена опера "Царь Салтан", сюжет ее совершенно не подходил к торжественному спектаклю, во время которого все чувствовали себя в каком-то особенно приподнятом и радостном настроении, все дни прошли так прекрасно, все страхи оказались напрасными, а любовь к Царю Его народа выразилась так наглядно и восторженно. Вдруг послышались два сухих удара, похожие на щелчки. Я поняла, что это выстрелы, но они были до того глухи, что я была уверена, что стреляют на сцене и сейчас подымется занавес: "Как глупо", подумала я, но в ту же минуту услыхала пронзительный крик: "Убили"!

из письма Наталии Оржевской

В отличие от большинства других, даже очень успешных чиновников того времени, Столыпин действительно умел выступать на публике и удерживать внимание толпы. 

"Столыпин стал первым нашим политиком, о котором точно известно, что он использовал спичрайтеров. Грамотная речь и умение держать аудиторию — это не все. Необходимо еще подготовить документ, который произведет впечатление, тем более что Столыпин часто зачитывал текст. Делал он это очень умело. Спичрайтеров и редакторов было несколько, но один из самых известных — иудей по происхождению Илья Яковлевич Гурлянд, профессор Демидовского лицея в Ярославле, дослужившийся благодаря министерской работе до действительного статского советника, то есть "гражданского генерала", — рассказывает Денис Янченко. Именно этому помощнику приписывают некоторые знаменитые цитаты из выступлений Столыпина, например "Не запугаете!" и "Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Речь Столыпина — в интервью или за трибуной — в принципе изобиловала яркими и запоминающимися фразами.

Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России

Столыпин серьезно воспринимал свою роль публичного политика. В противовес оппозиционным партиям он опубликовал программу действий правительства, следил и корректировал работу ежедневной газеты "Россия", пытаясь (не всегда успешно) с ее помощью повлиять на общественное мнение.

"Столыпин — фигура, во многом созданная пиаром. Сейчас это показалось бы очевидным, но тогда было непривычно русскому обществу, — объясняет Денис Янченко. — Среди бюрократии людей, умевших общаться с большой аудиторией, с толпой, с обыкновенными крестьянами, а не только с представителями интеллектуальной элиты, практически не было. Столыпин же неоднократно демонстрировал этот редкий для чиновника навык и при работе в Ковно, и при работе в Гродно в качестве губернатора, и особенно в Саратове в годы революции".

Столыпинская эпоха началась с издания закона о военно-полевых судах, который должен был противостоять революционному террору. Глава Совета министров провел целый перечень законопроектов, которые позже получили название Столыпинской аграрной реформы, формируя новый слой богатых крестьян-фермеров и уничтожая сельскую общину. Многие проведенные им реформы, как, например, ограничение автономии Великого княжества Финляндского, готовились за долгие годы до прихода Столыпина и были в некотором смысле неизбежными, но именно его яркая фигура стала для огромного количества людей символом изменений и объектом ненависти или восторженного поклонения.

Монарх

Первые ряды кресел были почти пусты, и я увидела высокую мощную фигуру Столыпина. Он стоял ко мне спиной, с него уже сняли сюртук, но лицо его было обращено к царской ложе, и я ясно видела его профиль. Он был очень бледен, но в выражении его было столько восторга, что я решила: "Убийца промахнулся". Государь стоял, свесившись над перилами ложи, и две эти фигуры составляли, для меня, по крайней мере, как бы один центр, на котором было сосредоточено все мое внимание. Я видела, как Столыпин левой рукой стал делать какие-то знаки, как бы желая успокоить Государя, и прося его удалиться, и когда Государь действительно углубился в ложу, Столыпин два раза левой рукой сделал ему вслед широкое крестное знамение, затем он обессилел, опустился в кресло и его вынесли из театра

из письма Наталии Оржевской

"Единственное, на что Столыпин мог всерьез опираться, — доверие монарха. Сам Николай строил свои отношения с министрами таким образом, чтобы обеспечить себе их лояльность, что, впрочем, ему удавалось далеко не всегда. Для Николая самым страшным кошмаром было не столько появление Думы с законодательными правами, сколько возможность объединенной оппозиции со стороны министров. Система власти, управления страной даже после 1906 года строилась на индивидуальных докладах отдельных министров императору и его личных решениях", — рассказывает Денис Янченко.

На протяжении практически всего срока своей службы Столыпин пользовался расположением и доверием Николая II, получая от него множество привилегий, начиная с придворных чинов, финансовой помощи и государственных наград и заканчивая разрешением использовать один из императорских дворцов в качестве резиденции. 

"Столыпинские реформы были невозможны без одобрения Николая II. Царь не мог открыто высказать все, что он думал о революции и вынужденных государственных преобразованиях… Так же, как современные монархи, Николай уже во многом являлся заложником своего положения, обязанностей, придворного церемониала. В этом смысле председатель Совета министров Столыпин находился на острие атаки, под ударом со стороны думской оппозиции, со стороны революционеров, всех, кто открыто выступал против монархии. Важная и неблагодарная задача, — говорит Денис Янченко. — Безусловно, Николай II и Александра Федоровна это осознавали, и он был полезен для них. В 1909 году Столыпин серьезно заболел гриппом, что вызвало озабоченность царя. Он беспокоился не только из сочувствия, безусловно, ему присущего, но и из чисто прагматических государственных соображений, конечно. Заменить-то некем! Не было человека, настолько глубоко погруженного в государственные дела". 

Николай многократно отказывался утвердить прошения Столыпина об отставке. Отчасти, вероятно, потому, что был убежден, что отправлять людей в отставку должен был он по собственному желанию, отчасти потому, что не мог придумать Столыпину замены. А причины просить об отставке были серьезнейшие: десять неудачных покушений на убийство, самое известное из которых вошло в историю под названием "Взрыв на Аптекарском острове", унесло жизни 24 человек и едва не привело к ампутации ног дочери политика; серьезные проблемы со здоровьем, поправить которые, учитывая темп жизни председателя Совета министров, было невозможно.

Опасность

"Чиновничья карьера Столыпина, учитывая многочисленные награды и пожалования, была блестящей, но сохранялись и риски. Существовало несколько должностей, что называется, "расстрельных". На бюрократов, их занимавших, регулярно совершали покушения. В правительстве это должности министра внутренних дел, министра народного просвещения, потому что образовательная политика касалась очень многих людей и многих национальностей. В 1911 году, когда было уже известно, что что-то готовится в Киеве, какое-то покушение, предполагали, что его целями могут стать либо Петр Аркадьевич Столыпин, либо крайне непопулярный министр народного просвещения Лев Аристидович Кассо", — рассказывает историк.

Опасной была не только должность Столыпина, но и время, в которое он ее получил. В 1905–1907 годах жертвами различных террористических акций стали около 9 тыс. человек. На протяжении всей своей карьеры Столыпин принимал жесткие меры для подавления революционных настроений.

Самой известной такой мерой стало введение на восемь месяцев закона о военно-полевых судах, в рамках которого человека, совершившего тяжкое преступление, могли казнить после двух дней, отведенных на разбирательства. В языке надолго закрепилось выражение "столыпинский галстук", означающее веревку висельника. Одни называли министра палачом, другие благодарили, третьи считали, что делается недостаточно. Столыпинские военно-полевые суды вынесли около 1100 приговоров, привели в исполнение не меньше тысячи. Это несопоставимо с масштабами советского Большого террора, но для общества начала XX века стало шоком.

"В условиях свободы слова и открытой прессы каждая казнь, тюремные заключения обсуждались вплоть до Думы, что еще больше нагнетало обстановку. Концепция обуздания революции, которую провозгласил Столыпин: "Сначала успокоение, потом реформы", была в первые годы его "министерства" поддержана деятелями консервативного направления и ультраправого радикального движения. В дальнейшем он взял курс на их раздробление, строительство доминирующей "центристской" силы в Государственной думе, полностью лояльной правительству, чем заработал себе непримиримых врагов. Они впоследствии наряду с революционерами крайне негативно оценивали всю эпоху Столыпина. Для левых он однозначно сатрап и палач", — рассказывает Денис Янченко.

Столыпина критиковали за то, что он слишком уж стремился к личной власти — совмещал пост министра внутренних дел и председателя Совета министров, ограничивал полномочия губернаторов, прежде обладавших даже правом заключать предварительные международные договоры, проводя бюрократическую централизацию вопреки интересам местных властей и, что важнее, местных жителей. Одним из последствий этой позиции стало, к примеру, Среднеазиатское восстание 1916 года. В любом случае, настроения в обществе начинали меняться, и дальнейшие события не привели к успокоению.

"Идет Первая русская революция. Даже в художественной литературе описано, как сложно найти палача, практически невозможно, отношение крайне негативное и в народе, и у образованных слоев общества. Проходит всего десять лет, и в 1917 году это вообще не задача — выйди на улицу, и найдешь. То есть за годы Первой мировой люди очень сильно ожесточились".

Смерть

Это ужасное преступление, омрачившее счастливые дни пребывания Царской семьи в Киеве все же оставило в воспоминаниях моих, несмотря на всю скорбь им вызванную, какой-то светлый луч веры в человечество и уважения к людям. Я положительно утверждаю, что не только сам Столыпин вел себя как истинный русский витязь, но мне кажется, что ни один человек в театре не думал в эту минуту "о себе", все были вырваны из узкого круга самолюбивых и себялюбивых чувств; все сердца трепетали одним чувством ужаса и восторга, и даже злоба, проявленная многими к убийце, носила какой-то благородный порыв самозабвения и бесстрашия

из письма Наталии Оржевской

В 1911 году Николай II с семьей и приближенными отправился в Киев, чтобы побывать на открытии памятника Александру II. 1 сентября в киевском городском театре в антракте оперы "Сказка о царе Салтане" секретный осведомитель охранного отделения Дмитрий Богров дважды выстрелил в Столыпина. Рана оказалась смертельной.

Столыпин повернулся ко мне и благословил воздух левой рукой. Тут только я заметил, что у него на кителе кровь. Ольга и Татьяна увидели все, что произошло… На Татьяну произвело сильное впечатление, она много плакала, и обе плохо спали

из письма Николая II

В результате расследования, длившегося около полутора лет, виновными в "преступной халатности", благодаря которой 11-е покушение на жизнь Столыпина стало успешным, ответственные сенаторы назвали четырех высокопоставленных чиновников, отвечавших за безопасность политика. Среди них был Павел Курлов — правая рука Столыпина.

Киев оказался не готов к тому, чтобы одновременно принимать императорскую семью и важнейших политических сановников. Денис Янченко рассказывает о череде недочетов, приведших к трагическому финалу. Не были продуманы маршруты передвижения по городу. В Киеве не было людей, обычно отвечавших за охрану председателя Совета министров и практически не расстававшихся с ним. Но самое главное — Богров смог пройти в театр несмотря на то, что осведомителей не должны были подпускать к охраняемым государственным лицам.

Была ли это цепь роковых случайностей или преступный умысел — так и осталось неизвестным. Николай II отказался от открытого процесса по делу, что стало причиной сплетен о возможном заговоре.

Петр Столыпин завещал похоронить его там, где его убьют, что и было сделано. Его могила находится в Киево-Печерской лавре, недалеко от сподвижников Петра I — Искры и Кочубея.

Полный текст письма Наталии Ивановны Оржевской Ивану Петровичу Балашову

Дорогой Иван Петрович, Совесть жестоко корит меня в неисполнении моего обещания описать Вам, насколько возможно подробно и точно мои личные впечатления о горестном событии 1-го сентября 1911 года в Киеве, но жизнь моя так всегда складывается, что не только мне самой, но и мысли моей приходится подчиняться окружающим меня людям и обстоятельствам. К тому же, по возвращении моем из Петербурга я заболела сильной инфлюэнцией, которую перенесла хотя и на ногах, но с тем очень неприятным самочувствием, когда каждое усилие — мука, а и каждое движение болевое ощущение. А нужно было еще подбадривать других и выслушивать многих и помогать, кому возможно.….. Третьего дня только уехала моя двоюродная сестра Челищева с ее прелестными детьми, а сегодня я должна ехать в Киев по разным делам. Пользуюсь маленьким затишьем в своем домострое перед отъездом, чтобы, наконец, исполнить Ваше желание, ставшее и моею мечтой. Для этого, прежде всего, переношусь почти за восемь месяцев назад и вспоминаю себя сидящей во время антракта в глубине ложи, находящейся как раз напротив той, где сидел Государь с двумя Великими Княжнами, Царевичем Болгарским и, кажется, нашими Великими князьями. 

Я размышляла о неудачном выборе пьесы, хотя мне объясняли перед тем, что сам Государь пожелал, чтобы была поставлена опера "Царь Салтан", сюжет ее совершенно не подходил к торжественному спектаклю, во время которого все чувствовали себя в каком-то особенно приподнятом и радостном настроении, все дни прошли так прекрасно, все страхи оказались напрасными, а любовь к Царю Его народа выразилась так наглядно и восторженно. Вдруг послышались два сухих удара, похожие на щелчки. Я поняла, что это выстрелы, но они были до того глухи, что я была уверена, что стреляют на сцене и сейчас подымется занавес: "Как глупо", подумала я, но в ту же минуту услыхала пронзительный крик: "Убили"! 

Я бросилась к барьеру ложи и с ужасом искала глазами Царя. Он тоже быстрыми шагами направлялся к барьеру своей ложи. Успокоившись на его счет, я взглянула в залу, там происходило большое смятение. Все оставшиеся во время антракта зрители и многие вбежавшие на выстрелы и крики были в страшном возбуждении. Дамы кричали и махали руками. Я опять услыхала крики: "Убить его, убить его". Мужчины некоторые перелезали через рампу ложи, стоявшие в партере все стремились к одному месту, офицеры обнажали сабли, а у одного из выходов бледного, с выражением ужаса на лице я видела какого-то человека, которого держали другие, затем его повалили, стали бить… топтать. Я с отвращением отвернулась от этого зрелища и стала искать, кого же собственно "убили". 

Первые ряды кресел были почти пусты, и я увидела высокую мощную фигуру Столыпина. Он стоял ко мне спиной, с него уже сняли сюртук, но лицо его было обращено к царской ложе, и я ясно видела его профиль. Он был очень бледен, но в выражении его было столько восторга, что я решила: "Убийца промахнулся". Государь стоял, свесившись над перилами ложи, и две эти фигуры составляли, для меня, по крайней мере, как бы один центр, на котором было сосредоточено все мое внимание. Я видела, как Столыпин левой рукой стал делать какие-то знаки, как бы желая успокоить Государя, и прося его удалиться, и когда Государь действительно углубился в ложу, Столыпин два раза левой рукой сделал ему вслед широкое крестное знамение, затем он обессилел, опустился в кресло и его вынесли из театра. Я видела, как Дедюлин перелез через царскую ложу в оркестр.

Говорят, что Государь сам хотел идти к Столыпину, но его удержали дочери, они, уцепившись за него, не пускали его. Наполнившая к этому времени театр публика стала шумно требовать "Гимна". Занавес взвился; ничего подобного я никогда не видала. Актеры стали на коленях, не пели, а положительно кричали: "Боже, Царя храни", зрители пели, многие плакали, но мне было жалко Государя. Он стоял бледный, хотя очень спокойный и кланялся, но мне казалось, что ему это ликование должно быть очень тяжело, ведь думал же он, наверное, что жизнь его была спасена ценой другой, тоже драгоценной для России жизни и эти восторженные "ура", видимо резали ему слух и сердце. После второго повторения гимна Государь удалился и тут кто-то вдруг запел молитву "Спаси, Господи, люди Твоя"! Все мигом подхватили эту молитву, которая одна соответствовала и настроению минуты, и потребностям души каждого из присутствующих. Долго, долго еще раздавались звуки молитвы, и никто не двигался с места. 

Наконец стали, однако, разъезжаться, мы вернулись в гостиницу, и все обступили Иосифа Потоцкого, который стоял рядом со Столыпиным во время убийства его и только что разговаривал с ним в то время, когда подошел Богров. До поздней ночи оставались мы в общей зале, все в надежде узнать какие-нибудь новые подробности. Все уже знали, что Столыпин ранен в руку и в бок, что он очень слаб, но врачи не считали его положение окончательно безнадежным. 

Это ужасное преступление, омрачившее счастливые дни пребывания Царской семьи в Киеве все же оставило в воспоминаниях моих, несмотря на всю скорбь им вызванную, какой-то светлый луч веры в человечество и уважения к людям. Я положительно утверждаю, что не только сам Столыпин вел себя как истинный русский витязь, но мне кажется, что ни один человек в театре не думал в эту минуту "о себе", все были вырваны из узкого круга самолюбивых и себялюбивых чувств; все сердца трепетали одним чувством ужаса и восторга, и даже злоба, проявленная многими к убийце, носила какой-то благородный порыв самозабвения и бесстрашия. 

Первые дни мы все еще жили в надежде на выздоровление Петра Аркадьевича, и чувствовалось, что страданиями своими он служит еще Царю и России, также как служил в расцвете своих сил и успеха. Тяжелая весть об ухудшении положения больного сковывала всех, пока трагическая и быстрая развязка не развязала опять замолкшие на время чувства: негодования, скорби и даже отмщения. 

Вот, дорогой Иван Петрович, как мне помнится событие 1-го Сентября, все остальное и больше того, что я могла рассказать Вам, Вы знаете из газет и рассказов других очевидцев. Я не успею перечитать это наскоро написанное письмо, но, пожалуйста, исправьте сами ошибки и поставьте знаки препинания. Мне очень, очень жалко, что я не могу приехать теперь в Москву. Тесно связана тоже в моих ранних воспоминаниях Москва с коронованием Имп. Александра III, освящением Храма Спасителя. И освящение его памятника, как бы завершило всю эту цепь воспоминаний. Хотелось бы тоже хоть издали видеть Имп. Марию Федоровну в эти дни и душой переживать с ней картины прошлого. 30-го Мая я уже буду обратно в Чартории, надеюсь. 

Дай Бог, чтобы у Вас прошло все благополучно и насколько возможно радостно, дружески, приятно. До свидания, надеюсь. Н. Оржевская

Благодарим за помощь в подготовке материала Елену Старостенкову

Алена Фокеева