"Я все это прошла сама". Врач Наталья Виноградова — о том, как заразилась коронавирусом

Наталья Николаевна Виноградова — врач-терапевт с тридцатилетним стажем. Она была одной из первых, кого "призвали" в Коммунарку. Через две недели работы у нее обнаружили COVID-19 и госпитализировали.
Наталья Виноградова
© Гавриил Григоров/ТАСС

Командировка в Коммунарку

— Страх? Нет, у меня его не было, как и сомнений. Заместитель нашего главврача позвонил: "Наталья Николаевна, надо помочь в сороковой" (ГКБ № 40 в поселке Коммунарка в Москве прим. ТАСС). Дал время подумать, но я почти сразу приняла решение, даже не спросила толком про график работы, доплаты. Просто сказала, что согласна, и на следующий день в восемь утра уже была там.

Из 20-й городской больницы имени А.К. Ерамишанцева Наталью направили в Коммунарку в середине марта, оформили как командировку. Там она принимала больных с подозрением на коронавирус и уже зараженных, которых привозили на скорой.

— В день за смену бывало до 120 пациентов, мы собирали анамнез, направляли на анализы и распределяли их по отделениям. Мы не думали, минуты не считали, сколько кто переработал, когда ушел. Если был большой поток больных, то оставались, помогали коллегам, которые заступали в ночь. Тогда к нам везли всех: и пассажиров с авиарейсов, и тяжелых, и с легким течением болезни. Потом уже вышел регламент департамента здравоохранения, что с легкой формой COVID-19 можно наблюдаться и проходить лечение на дому.

На новом месте оказалось сложно, но интересно. Нужно было научиться работать в костюме, освоить новую программу в компьютере, познакомиться с другими врачами. Как и Наталья, многие были откомандированы из других московских больниц.

Гавриил Григоров/ТАСС

— Сейчас даже вспоминать смешно, какой я пришла. Я же никогда раньше в инфекционке не работала, все эти меры безопасности, противочумная экипировка были для меня в новинку. И алгоритмы работы менялись все время: как надевать костюм, входить в красную зону и выходить из нее. Каждый день мы узнавали новые подробности, как протекает заболевание. Дома я смотрела видеоконференции для медиков по диагностике и лечению COVID-19 и пневмонии, слушала разные точки зрения главврачей, профессуры нашей. Мониторила, что пишут СМИ об опыте зарубежных коллег. В общем, обучение у меня шло нон-стоп, я впитывала информацию как губка.

Болезнь

Входить в красную зону врачи должны в специальном защитном костюме, хирургической шапочке, очках, респираторе и перчатках. Когда вместо него медицинская маска, вероятность заразиться очень высока, если у пациента ее нет. Утром 30 марта Наталья надела защитную экипировку и спустилась в приемное отделение. Пациентов еще не было.

— Я почувствовала, что у меня немного голова болит в лобной области. Решила измерить температуру: градусник показал 37,4. Я списала это на усталость, да и в костюме было жарко, думаю, может, перегрелась. Решила охладиться: сходила попила воды, отдохнула в ординаторской.

Через два часа температура никуда не делась, градусник показал 37,2. 

— Тогда уже я пошла к заведующей отделением, чтобы отпроситься домой. Сказала, что у меня температура, слабость небольшая и головная боль. Мне сразу предложили обследоваться и пролечиться: вдруг это COVID. Я согласилась: не хотелось никого подвергать риску, и мне спокойнее. Коллеги когда узнали, запереживали, конечно: мы же общались, в одних местах ели. Все вместе рассматривали мой снимок КТ. Было волнительно, но он показал, что легкие чистые, значит, форма не средняя и не тяжелая. После этого мы выдохнули. Результат анализа на COVID-19 надо было ждать.

Спецпроект: Врачи и пациенты. Кадры из московских больниц

Домой в этот день Наталья уже не попала — ее положили в стационар. Температура и головная боль ушли утром, но к вечеру сильно заболел поясничный отдел позвоночника. Невозможно было ни сидеть, ни лежать, пока не поставили обезболивающий укол.

— Это вообще для меня нетипично: у меня здоровая спина, я активный человек, регулярно делаю зарядку. Такие боли — редкий симптом вирусной инфекции. Из-за них я не сразу заметила, что пропало обоняние. Только на третий день осознала: как пахнет кофе и мыло в туалете, я не чувствую. Аппетит тоже ушел, я ела с трудом, больше пила воду, появилось легкое покашливание. Затрудненного дыхания и болей в груди не было, и воспользоваться подведенным к кровати кислородом мне, к счастью, не пришлось.

Соблюдать рекомендации как пациенту оказалось несложно, говорит Наталья. Выходить из палаты нельзя, а из-за слабости и не хотелось. Нужна физическая активность — долго лежать не давала спина, приходилось стоять и ходить по палате, а когда стало легче — делать несложные упражнения. Они помогали поддерживать настрой.

— Там вся жизнь перед глазами проходит, я это прошла сама. Думаешь: слава богу, я не в реанимации и у меня болезнь протекает в легкой форме. Помню свой первый день, самый тяжелый морально. Привели меня в палату, а там так холодно, видимо, незадолго до меня ее как раз проветривали. С собой у меня ничего — ни расчески, ни щетки зубной. Голова болела, и слабость никуда не ушла. Я села на кровать, и от этого бессилья, оттого, что заболела и не могу теперь помогать — сама нуждаюсь в помощи, что дети остались дома одни, я просто расплакалась. Но плохим мыслям поддалавалась недолго, знаю, как важен правильный настрой.​

Подобные перемены Наталья отмечает не только у себя и коллег-врачей, но и у пациентов.

Гавриил Григоров/ТАСС

— Поначалу у всех было чувство неизвестности, непонятной беды, которая вдруг на нас свалилась. И у людей часто была паника. Как-то привезли парня из военной части, техника лет 23 с симптомами ОРВИ. На вопросы мои он отвечал спокойно, а потом вдруг разрыдался, знаете, как ребенок. Нам так жалко его стало, мы его всей сменой успокаивали, объясняли, что это, может, и не COVID совсем, обязательно надо ждать двукратного подтверждения диагноза. Пришла даже завотделением, сама взяла у него кровь на анализ. В стационар он уже спокойно шел, поблагодарил нас. Сейчас, конечно, проще: мы больше знаем об этой болезни, о мерах профилактики и алгоритме лечения, ситуация более стабильная, больницы и службы психологической поддержки работают.

Выздоровление

— На девятый день утром я пошла мыть руки, обработала их раствором. Нанесла крем, чтобы не сохла кожа, и вдруг почувствовала его цветочный запах. Я так обрадовалась, что даже подпрыгнула, сразу стала звонить детям. Это такое было счастье, это не передать!

На шум прибежала медсестра, спрашивает: "Что случилось?" А я кричу: "Я чувствую запахи!" Она засмеялась, говорит: "Замечательно, значит, к жизни возвращаетесь!" На следующий день меня выписали

Дома ждали дети, их у Натальи двое — дочь и сын. Семье предстояло выдержать двухнедельный карантин в квартире. Контактировать старались меньше, сидели по своим комнатам, а Наталья переехала на кухню. Каждый день дверные ручки и санузел обрабатывала антисептиком. Трижды приходил участковый терапевт, брал мазки на коронавирус. У всех результат был отрицательный, дети не заразились. После того как больничный закрыли, Наталью попросили выйти обратно по основному месту работы — в ГКБ № 20.

— Почти месяц прошел, как я снова здесь. Услышала недавно, что для лечения пациентов с коронавирусной инфекцией в больницы будут направлять даже студентов-медиков старших курсов. Мой сын тоже собирается, недавно он прошел ординатруру, сейчас — врач общей практики. Вот думает, идти в 40-ю или 31-ю больницу — ее тоже перепрофилировали под коронавирус. Я не против, пусть идет помогает. Сама я хочу вернуться в Коммунарку и работать, пока пандемия не закончится. Там я нахожусь в гуще событий, чувствую себя полезной. И с коллегами у нас хорошие отношения сложились: меня очень поддерживали и до, и во время болезни.

В семье есть еще медики. Например, дядя Александр Валерьевич — профессор Российской медицинской академии непрерывного профессионального образования. О нем у Натальи отдельный рассказ. 

— Я сама с Алтая, там училась и отработала двадцать лет терапевтом участковым. Ходила и пешком на вызовы, и на "уазиках" ездила, в моем ведении были участники ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Нагрузки много, а возможностей дальше профессионально развиваться — нет, просто варишься в собственном соку, и все. Учиться я ездила в Москву за свой счет. В 2011 году в один из таких отпусков я навещала дядю. Сидим мы в кабинете, и тут заходит его коллега-академик. Дядя ему говорит: "Вот родственница с Алтая приехала, ищет работу. Грамотная, умная, с высшей категорией". Сначала вроде как шутка это все была, мы посмеялись, а потом академик говорит: "Вот телефон, вас ждут в двадцатой больнице". Отказаться от такого шанса у меня просто смелости не хватило, на следующий день я поехала на собеседование.

В Москву Наталья переехала в 2012 году. Было непросто расставаться с родиной и освоиться на новом месте: снять жилье, догнать столичных коллег, выйти на их уровень, устроить детей в школу. Удалось не только это, но и получить новую квалификацию — кардиолога. Успехами Наталья захотела поделиться с дядей-академиком. 

— Когда позвонила, он был очень удивлен, как я все-таки решилась и переехала. Похвалил меня, сказал: "Ты все пройдешь, справишься".

 О будущем

— Я уверена, что все будет хорошо, и скажу вам: российские медики просто на высоте. Никогда я не чувствовала такой сплоченности коллег, как сейчас. У многих не возникает вопросов: а почему я должен идти в коронавирусные больницы и подвергать свою жизнь опасности? Это наш долг, по крайней мере, у меня так, за себя я точно знаю.

Нам очень важно, что отношение к врачам и медицине меняется. Мне кажется, нас наконец услышали и люди, и власть. Пациенты так благодарны и даже после выписки не забывают, а сколько волонтеров и фондов сейчас помогают больницам.

Гавриил Григоров/ТАСС

Мы видим, как пандемия обнажила многие проблемы в медицине и их стали решать на уровне президента, правительства, регионов. Сейчас нам пообещали доплаты за борьбу с пандемией, и мне, надеюсь, будут какие-то гроши, ведь я совсем мало в Коммунарке отработала, да еще и как командированная. Конечно, хотелось бы, чтобы зарплаты рядовым медикам пересмотрели на постоянной основе, чтобы не было это лишь временной мерой. 

В лучшую сторону изменилась ситуация с оснащением больниц. Раньше всегда не хватало денег, махали рукой, финансирование уходило одним, а другим приходилось ждать. Сейчас, насколько возможно, их укомплектовывают диагностическим оборудованием, лекарствами, средствами защиты. Привозят пациента в обычный стационар, а там ему маску дают, и средство дезинфицирующее есть на входе и в санузлах. Разве такое было раньше? Не было. А теперь стали об этом думать.

Аппараты для КТ и ИВЛ закупают. Совсем недавно считалось роскошью, если в реанимации стояла такая техника, на нее были очереди. А теперь в большинстве больниц есть такие аппараты, как и кислородотерапия, которая проведена к палатам, а это жизни людей.

Сейчас все мы объединились, медицина получила поддержку. Пусть это все не закончится, когда пандемия уйдет.

Беседовала Евгения Горкунова

За помощь в организации интервью благодарим Общероссийский народный фронт